* * *
Клыкасты степные волки,
Да, волки степные сильны,
Горят их глаза как осколки,
На солнечном гребне волны.
Такими же были сарматы,
И скифы – свободы сыны;
Они на решимость богаты,
И в горло вцепиться больны.
Не знали Единого Бога,
Не знали Заветов Христа…
Душа, что без веры, убога,
Как волчья дорога проста.
* * *
Обычно гении в столице –
Улыбчивы и круглолицы.
Они шедевры прут в журналы,
Войдут в истории анналы.
Провинциальные отходы –
В Москву не делайте походы,
И засыхайте словно смоква –
Да, Аполлон не подойдёт там.
* * *
Помни – теща, помни деверь,
Свёкор помни, помни зять:
Мы пришли на эту землю –
Больше дать, поменьше взять.
* * *
Как часто забываем душу
В подлунном этом тру-ля-ля,
Зато безжизненную тушу
Чтим, как вассалы короля.
Зачем негнущейся колоде
Такие почести и звон? –
Не осудили чтоб в народе
За скудность злую похорон?
Иль дань забытую решили
Отдать – пока не загребли?..
А как мы душу проводили? –
Отлёта не подстерегли.
Пока душа гнездится в теле,
Её не рвите в лоскуты…
Тепло ей так нужно в метели,
А гробу хватит темноты.
* * *
Протеста очень много в ней
И в несгибаемость уверенности.
Не любит молодость размеренности
И ординарность тусклых дней.
* * *
Листья, колеблются листья,
Ветер шаманит-колдует,
Осень крадется по-лисьи,
И никого не минует.
Птицы уже не пинькают,
Луг тишиной болен.
Блёсткая паутинка
Над отдыхающим полем.
* * *
Не лёгкой наделён ты долей,
Коль у высокого в плену.
Неси свой посох и суму
И не завидуй – кто на «Вольво».
* * *
Зло — если больно,
Нету жилья,
Гнёт чья-то воля,
Скомкано Я,
Смысла нет в жизни,
Дело узлом,
Плод твой не вызрел,
Не повезло…
* * *
Здоровья бы
Да лет пяток,
А там хоть в чан,
Где кипяток.
* * *
Не может жизнь быть призраком пустым,
Туманом незатейливым простым,
Как быть пустой не может красота,
Что так вокруг нас щедро разлита.
* * *
Кто придумал, что ребенок — гений,
Просто он наивней и прямей,
И ему больней от потрясений,
И не мчат его потоки дней;
В нем неукротимее желания,
Менее надежны тормоза,
И неумолимые незнания
Так и лезут кучей на глаза.
Беззаботность в нем живет по-птичьи,
Скуки не разводит сухостой.
Вот и все заметное отличие,
В остальном он индивид простой.
* * *
Ты беден – хоть сходи с ума,
Тебя о хлебе гложет дума.
Ну, упрекнёшь ты толстосума –
Наполнится твоя сума?
* * *
А иным не маята –
Жить в угоду живота.
* * *
И не редко так случается,
На все сто, а не на треть:
Сын отца спихнуть старается,
Чтобы троном завладеть.
* * *
Не сложно заселить Луну,
Ушла её харизма.
Ломать безжалостно страну –
Удел идиотизма.
И снова строить впопыхах
Нанизывая всех на страх.
* * *
И хороший, и плохой –
Всем есть место под ольхой.
* * *
- Да, тесна земля нам стала,
От житейской кутерьмы
Горы ценного металла
Посылаем в космос мы.
А была сначала лайка…
А теперь средь груды тел
Разберись-ка, угадай-ка –
Кто сегодня полетел…
- Что тебе, пускай летают
В свой космический приют;
То, что следует - латают,
Интервью потом дают.
Мы такие речи знаем,
Нам такой акцент не нов:
Космос – он же окупаем,
Без него как без штанов.
Сомневаться ты не в праве
И наивненьким не будь –
Вот всю землю поотравим
И махнем куда-нибудь.
Перемрем иначе мы же…
Космос он не для забав.
Космос – это средство выжить…»
- Или я совсем не прав?
* * *
Вечер какой-то сонный,
Дома пучеглазые совы.
С веток капают капли –
Не осенит, не накатит.
Лужи, длинные лужи.
Кому это всё нужно?
Тучи – до крыш кочки.
И на листе не строчки.
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
Оцените произведение:
(после оценки вы также сможете оставить отзыв)
Поэзия : 2) Огненная любовь вечного несгорания. 2002г. - Сергей Дегтярь Это второе стихотворение, посвящённое Ирине Григорьевой. Оно является как бы продолжением первого стихотворения "Красавица и Чудовище", но уже даёт знать о себе как о серьёзном в намерении и чувствах авторе. Платоническая любовь начинала показывать и проявлять свои чувства и одновременно звала объект к взаимным целям в жизни и пути служения. Ей было 27-28 лет и меня удивляло, почему она до сих пор ни за кого не вышла замуж. Я думал о ней как о самом святом человеке, с которым хочу разделить свою судьбу, но, она не проявляла ко мне ни малейшей заинтересованности. Церковь была большая (приблизительно 400 чел.) и люди в основном не знали своих соприхожан. Знались только на домашних группах по районам и кварталам Луганска. Средоточием жизни была только церковь, в которой пастор играл самую важную роль в душе каждого члена общины. Я себя чувствовал чужим в церкви и не нужным. А если нужным, то только для того, чтобы сдавать десятины, посещать служения и домашние группы, покупать печенье и чай для совместных встреч. Основное внимание уделялось влиятельным бизнесменам и прославлению их деятельности; слово пастора должно было приниматься как от самого Господа Бога, спорить с которым не рекомендовалось. Тотальный контроль над сознанием, жизнь чужой волей и амбициями изматывали мою душу. Я искал своё предназначение и не видел его ни в чём. Единственное, что мне необходимо было - это добрые и взаимоискренние отношения человека с человеком, но таких людей, как правило было немного. Приходилось мне проявлять эти качества, что делало меня не совсем понятным для церковных отношений по уставу. Ирина в это время была лидером евангелизационного служения и простая человеческая простота ей видимо была противопоказана. Она носила титул важного служителя, поэтому, видимо, простые не церковные отношения её никогда не устраивали. Фальш, догматическая закостенелость, сухость и фанатичная религиозность были вполне оправданными "человеческими" качествами служителя, далёкого от своих церковных собратьев. Может я так воспринимал раньше, но, это отчуждало меня постепенно от желания служить так как проповедовали в церкви.
